Записи с 1-ой мировой войны.

В конце 1916 г. и в начале 1917 г. по всему фронту во всех резервных частях шла усиленная подготовка к предстоящему всеобщему наступлению, целью которого было сломить сопротивление немцев и изгнать наконец из пределов России. На западном фронте во главе боевых частей армии, как я уже вспоминал выше, был наш 1-ый Си-бирский стрелковый корпус со всеми приданными к нему частями тяжелой и легкой артиллерии. Во всех полках вдвое увеличилось количество тяжелых и легких пуле-метов. В нашем 7-ом Сибирском стрелковом полку было образовано 2 пулеметные ко-манды, из которых одной в 24 тяжелых („максим“) командовал я. В январе весь наш корпус был отведен в глубокий тыл. Началась ежедневная подготовка к боям. По слу-хам, наступление предполагалось начать в марте-апреле. А в феврале 1917 г. начались события, которые не только отложили предполагаемое наступление, но и внесли ко-ренные изменения не только в тылу во всей России, но и в действующей на фронте армии. Волна революции захлестнула и меня, оторвала от повседневных занятий пу-леметчиками , как рядового строевого офицера и вынесла на военно-политические позиции, к которым я не был подготовлен.
В качестве члена комитетов офицерских и солдатских депутатов, сначала полкового, потом дивизионного , корпусного - мне пришлось заниматься подготовкой к наступ-лению, но только не строевого порядка - а политического, т.е. доказывать необходи-мость продолжения войны и в частности – предстоящего наступления. Одновременно пришлось усиленно бороться против разнузданной пропаганды большевиков и дру-гих так называемых „пацифистов“ против дальнейшего ведения войны. Эта пропаганда проявлялась в форме „братания“ с немцами на передовых позициях, посылке на фронт листовок, брошюр, газет и наконец через своих агентов, которых завербовывали среди солдат на фронте. К глубокому сожалению, в корпусном комитете, состоящем из 5 человек (президиум) я не имел такой активной поддержки, которая была необходима, чтобы хоть как-нибудь противостоять злой пропаганде. Доктор Горский абсолютно не был способен к подобной „политической“ деятельности. Остальные, как солдаты, были хорошими исполнителями того, что я им поручал сделать и только. У меня возникла мысль - издавать газету, которая давала бы возможность бороться с влиянием среди солдат пацифистских идей ; а на другой стороне - освещать жизнь солдат на фронте. Штаб корпуса эту идею одобрил и обещал помочь в ее осуществлении. Я сначала думал размножать газету на „гектографе“. Но мне один из солдат, бывший типографщик посоветовал достать в тылу в какой-нибудь типографии шрифт, который перестали употреблять и с соответствующими кассетами. Газету можно набирать вручную и печатать в количестве в зависимости от качества бумаги. После предварительных переговоров со штабом корпуса и некоторыми старшими офицерами об условиях выхода „газеты“ я послал солдата-типографщика (забыл его фамилию) в отпуск на 2 недели с тем, чтобы привез шрифт и все необходимые принадлежности для печатания ; а так же бумагу на письменное требование штаба корпуса. Через 2 недели солдат привез несколько мешков шрифта, старого; но еще годного к употреблению, различные кассеты для набора, рамы, и не меньше 20 кг газетной бумаги. Началась работа по организации и выпуску газеты. Решили назвать ее „Солдатская жизнь“. К сожалению, я не слишком думал о сотрудниках газеты. Думал, что нас 3-4 хватит ;чтобы заполнить маленькую газету на 4-х страницах. И в этом проявилась полная моя неопытность. Главная тя-жесть заполнения пала на меня. Доктор Горский хоть и обещал активную поддержку, но когда дело дошло до выполнения обещания, он стал ограничиваться „заметками“ по медицине, гигиене ссылаясь на то, что „в политике“ он не особенно „дюж“, хотя в своих выступлениях на собраниях он говорил очень хорошо и убедительно. Так что в конце концов, мне пришлось „отдуваться“ самому, пришлось писать „передовицы“, всякие заметки и т д. Еще хорошо, что почти во всех воинских частях я завербовал так называемых „корреспондентов“, которые привозили и присылали мне материал для газеты. Одним словом , первый номер газеты был готов, дан для просмотра начальнику штаба, который его одобрил. Напечатана была в 150 экземплярах, из расчёта по 5 экземплярах на часть. Я был бесконечно горд за свою первую газету! И конечно, немедленно послал своей невесте Софье (с которой я вел горячую переписку) и родителям домой.
Главными темами содержания газеты была конечно, наша революция, необходимость ее защищать от внешних врагов, которыми являются немцы не только как враги славян; но и как представители реакционного режима – монархии. Конечно, это были капли в море большевистской пропаганды, которая как волны стали захлестывать воинские части на фронте. Газета выходила не регулярно, приблизительно раз в 1-2 недели. Причина была в том, что я не был в состоянии обеспечивать газету достаточным материалом ; а постоянных сотрудников кроме корреспондентов не было. В корреспонденциях были иногда описания конфликтов между офицерами и солдатами. В таких случаях перед тем, как об этом поместить в газете , я посещал воинскую часть , где произошел конфликт, чтобы ближе ознакомиться с участниками недоразумения и вынести свое суждение о нем. Газета выходила приблизительно до сентября 1917 г. , было выпущено 10 номеров.
В июне 1917 г. произошло, наконец, чрезвычайное событие - наступление русских войск на западном фронте. Готовились к нему, как я уже писал, с января месяца. Пер-воначальная дата была - март. Но в феврале произошла революция, и конечно, ни о каком наступлении не могло быть и речи. Немцы же воспользовались ей , чтобы пере-бросить свои крупные резервы на западно-европейский фронт. Там начались сильные бои под Верденом, в которых погибли десятки тысяч французов и немцев. За время революционных событий в России боевая подготовка в воинских частях западного русского фронта почти прекратилась. Все внимание как политических органов, так и военного командования, во главе с военным министром Керенским - было направлено на политическую подготовку - поднять в частях боевой дух, который большевики всеми средствами стремились подорвать. И все же в июне настал день, когда Верховная Ставка (в Могилеве) приказала начать наступление по всему западному русскому фронту и частично на юго-западном. Ударной группой в наступлении на западном фронте, как предполагалось и раньше, был наш 1-ый Сибирский стрелковый корпус со всеми приданными к нему воинскими частями. Среди последних было российская 132-ая пехотная дивизия, женский батальон дивизион тяжелой артиллерии . На одном более или менее ответственном участке был расположен и женский батальон. Как представителю корпусного комитета штаб корпуса разрешил мне присутствовать во время сражения вместе со штабными офицерами на наблюдательном пункте передовой линии. Этот пункт был связан полевыми телефонами со всеми частями (штабами полков и дивизий), участвующими в бое. Не помню день, когда началось наступление, но помню, что началось оно на рассвете. В назначенный час по всему фронту началась артиллерийская подготовка. Сотни орудий тяжелого и легкого калибра начали обстрел немецких позиций. В воздухе стоял беспрерывный гул как, если бы происходило землетрясение с эпицентром в нескольких километрах от нас. С вышки, где находились офицеры- наблюдатели были видны на немецкой стороне сплошные взрывы с тучами чёрного тяжелого дыма. Наконец был дан приказ к атаке. Момент, когда наши солдаты вышли из окопов и цепями двинулись вперед - я не видел. Но по телефонным донесениям с мест на наблюдательном пункте было уже известно; что немцы уже оставили 1-ую и 2-ую линии окопов и отступают. Всеми присутствующими овладело радостное настроение. Наконец-то!! Наконец, после двух лет отступления и сидения в окопах - мы пошли вперед и погнали немцев. Но радость эта длилась не долго... По донесениям немцы дошли до своих укрепленных позиций, приблизительно в 5-7 км от своих передовых окопов и стали оказывать сильное сопротивление. Усилили артиллерийский огонь по нашим наступающим частям; а на некоторых участках перешли в контрнаступление. В связи с этим стало быстро меняться и настроение наших наступающих солдат. На больших участках наши цепи залегли и несмотря на приказ двигаться вперед - оставались на месте. Наконец стали поступать тревожные донесения - на некоторых участках, где немцы стали сильно обстреливать , наши солдаты в одиночку и группами стали самовольно покидать позиции и уходить в тыл. Из резервных частей, в особенности кавалерийских и казачьих, были посланы отряды для поимки дезертиров и отправки их на фронт. По всем признакам наступление „захлестнулось“ и провалилось. Был дан приказ выровнять передовую линию фронта и укрепиться на занятых позициях. Так кончилось „революционное“ наступление наших войск против немцев, у которых еще существовала сильная монархия во главе с Вильгельмом.
Подготовка нашей армии к наступлению проводилась всю зиму 1916 и 1917 гг. (ян-варь). Никогда еще наша армия не была так хорошо вооружена и снабжена тяжелой и легкой артиллерией и боевыми припасами. Были все предположения, что немцы, ос-лабленные переброской части своих войск с нашего фронта на французский западный фронт не выдержат нашего давления по всему фронту и уступят к своим границам. И возможно ;что это решило бы и конец войны. К сожалению наша, распропагандиро-ванная большевиками армия, при первом же отпоре со стороны немцев, не выдержала и солдаты бросились назад - спасая свои „жизни“ и „революцию“. После провалившегося нашего наступления по всему было видно, что война кончилась нашим поражением и вопрос только в том, в какую форму „замирения“ это поражение будет оформлено. Как мы уже теперь знаем, кончилась она похабным миром в Брест-Литовске, заключенным с немцами большевиками во главе с Лениным и Троцким.
При оценке этого позорного „революционного“ наступления оказалось, что самые большие потери вследствие дезертирства, побега с первой линии понесли части, при-данной к нашему корпусу, российской 132-ой дивизии. И сравнительно мало было случаев в наших частях 1-го Сибирского стрелкового корпуса. Но к всеобщему удивле-нию военных штабов и военной общественности был факт – полного отсутствия дезертирства в приданном к нашему корпусу - женском батальоне, о котором в штабе предполагалось, что „бабы“ не выдержат и при первой же контратаке со стороны нем-цев разбегутся ;как мыши от кота. Среди них было много раненых и несколько десят-ков убитых. Среди раненых была и адъютант командира батальона подпоручик Скрыдлова. Мало того, что было особенно позорно для солдат, многие из женщин-солдат с разрешения Бочкаревой, бросились навстречу бегущих солдат с винтовками „на- перевес“, стремясь задержать бегущих дезертиров. Конечно, это им не удалось! После позорного „наступления“ (вернее отступления!) Временным правительством были приняты „крупные“ меры поддержанные всеми газетами, кроме коммунистиче-ских. Во главе правительства стал Керенский, бывший военный министр, который наконец понял, что поддерживать и укреплять дисциплину в войсках на фронте нельзя только „уговариванием“ , но что необходимы строжайшие военные предписания и строгие наказания за нарушение этих предписаний. И конечно, прежде всего принять строжайшие меры против разнузданной пропаганды большевиков в армии. Среди мер ;предпринятых Временным правительством для поднятия дисциплины в армии и для укрепления авторитета офицеров была введена и смертная казнь в случаях дезертирства и других тяжких преступлений, учиненных солдатами. Увы! Подобные меры, действующие в армии в нормальное время уже не могли иметь влияние в армии разложившейся под влиянием безудержной пропаганды большевиков. Было уже слишком поздно!
После июньского наступления на протяжении всего западного фронта (русского) наступило затишье. В моей личной жизни это затишье разве было только нарушено неожиданным посещением меня братом Михаилом, гимназистом 8-го, последнего класса. По моим письмам и всяким расспросам он узнал, где находится приблизительно наш корпус. Приехал на последнюю станцию железной дороги; но дальше его не пустили, хотя и называл мое имя. В конце концов, ему удалось устроиться санитаром на передовом перевязочном пункте. А оттуда позвонили мне по полевому телефону, что там находится мой брат и хотел бы со мной встретиться. Я попросил в штабе корпуса разрешение воспользоваться коляской (бывшего помещика, в доме которого расположился штаб) и поехал за Михаилом. Перевязочный пункт находился от штаба приблизительно в 10 км. Картина была замечательная, когда я, офицер, в коляске с каким то мальчиком въехал во двор штаба. Некоторые спрашивали, уж не шпиона ли какого я привез! Михаил пробыл со мной несколько дней, что мне доставило большое удовольствие.
„Затишье“ на фронте выражалось в том, на передовой линии прекратилась всякая перестрелка не только артиллерийская, но и ружейная. А на некоторых местах западного фронта возникало снова „братание“ между немцами и русскими. Воинские части сменялись на передовой без особенной охоты, но и без сопротивления, как было перед наступлением. Возможно, что в этом отношении сыграли известную роль и меры принятые правительством и военным министром для поднятия в частях ; в особенности тыловых военной дисциплины. Все внимание нас, офицеров и в значительной части солдат было обращено на то, что происходило в тылу, в особенности в Петрограде. У меня лично была работа - продолжал редактировать и „издавать“ свою газету „Солдатская жизнь“, которая благодаря небольшому количеству экземпляров ходила по рукам и читалась с большим интересом. В этой газетке на четырех страницах малого размера я сообщал (на основании дошедших газет) о том, что происходит в Петрограде с комментарием и выводами, основанными на моих демократических взглядах. В это же время началась предвыборная компания в Учредительное Собрание, которое должно было установить основные принципы конституции Российского государства и его отношение к народам, населяющим его территорию. Эти выборы, на основе декларации, провозглашенной Временным правительством должны были быть „всеобщими, свободными и тайными“. В этих выборах должны были участвовать и воинские чины, солдаты и офицеры. Естественно для подбора кандидатов в Собрание должны были происходить и всякого рода собрания. Насколько в действующей на фронте армии не были партии как таковые, предвыборные собрания происходили в воинских частях дивизий и полков. В организации этих собраний мне пришлось принимать непосредственное участие. Во всех своих докладах и речах я проводил основные мысли о том, что в тяжелых условиях войны, в которых мы находимся, выборы кандидатов должны происходить с сугубой осторожностью. На нашей земле находятся немцы, враги нашего государства, которые „спят и видят“, чтобы завоевать нашу Великую Родину, заселить ее немцами и вывозить из нее наши богатства. Вместе с нашими союзниками мы должны их изгнать. А на другой стороне, внутри нашей Родины находятся наши же собратья, которые помогают немцам в осуществлении их преступного замысла – имя этих людей большевики, во главе которых стоит изменник Родины – Ленин, вернувшийся с согласия и по замыслу немецкого генерального штаба в Россию из эмиграции, чтобы сеять здесь среди нас смуту, ненависть и хаос и воспользовавшись ими придти к власти....Наши военные депутаты в Учредительное Собрание должны быть преданными своей Родине и не поддаваться большевистской пропаганде....После нескольких моих выступлений посыпались постановления различных собраний в воинских частях, в особенности моего 7-го Сибирского стрелкового полка с предложениями - выставить меня в качестве депутата в Учредительное Собрание от 1-го Сибирского стрелкового корпуса. Пришлось выступать лично и в письменной форме указать всем поддерживающим мою кандидатуру, что мне еще всего 23 года и я не имею еще жизненного опыта и достаточного образования, чтобы представлять интересы корпуса в таком высоком учреждении. По моему предложению среди депутатов был избран 40-летний адвокат Сороколетов, который обладал замечательным даром красноречия и был убежденным демократом – беспартийный.
Военная организация воинских частей, находящихся на русском западном фронте заключалась в том, что во главе всего западного фронта стоял генерал Деникин ; а начальником его штаба был генерал Марков. Оба они после захвата власти в Петрограде и Москве вместе с генералом Корниловым оказались на юге России и на Кубани стали основателями Добровольческой армии. В западный фронт входили 2 армии и район их расположения простирался от границ петроградской области через всю теперешнюю Белоруссию вплоть до границ юго-западной Украины, что составляло несколько сот километров. Каждая армия имела по 2 корпуса. Наш 1-ый Сибирский стрелковый корпус входил во вторую армию и находился в центре всего западного фронта. Каждый корпус имел по 2 дивизии ; а каждая дивизия состояла из 4 полков. Числа полков были от 1 до 8. Первых 4 полка были в 1-ой дивизии ; а от 5 до 8 были во 2-ой дивизии. В эту дивизию входил и мой полк. Во время революции и до октябрьского переворота в армии стала существовать и параллельная организация „комитетов офицерских и солдатских депутатов“, за исключением штаба фронта, который находился в Минске и где вместо комитета при главнокомандующем фронтом находился, назначенный Временным правительством „комиссар“, который официально был помощником главнокомандующего фронтом и „связным“ с Временным правительством и не имел право вмешиваться в оперативные боевые дела, но в действительности был „наблюдателем“ за „поведением“ генералов Деникина и Маркова. Слежка была и за остальными генералами действующей на фронте армии. Социалисты, как во Временном правительстве, так и в „Совете рабочих и солдатских депутатов“ боялись „как черти - ладана“ контрреволюции со стороны генералов.
В сентябре в виду отсутствия свободного времени и усилившейся пропаганды и устной и печатной большевиков, я прекратил существование моей газетки „Солдатская жизнь“. Весь октябрь и начало ноября (когда Временное правительство было свергнуто и вся власть была в руках большевиков) был временем беспрерывных съездов, конференций и совещаний (в сущности они происходили в течении всего революционного периода). Этот период был для меня и самым ярким и самым тяжелым. Наше положение президиума корпусного комитета, в котором я был заместителем председателя, после армейского съезда председателей корпусных комитетов в Минске и корпусного съезда представителей дивизионных и полковых комитетов - стало весьма критическим. На армейском съезде представители большевиков потерпели полное поражение, когда выступили с резолюцией содержащей предложения о реформах в армии как то выборное начало при назначении высших командиров, институт комиссаров, начиная со штабов полков и т. д. После провала большевиков при голосовании резолюции - все большевики ушли со съезда. В своем докладе о настроениях в нашем корпусе я резко критиковал большевиков за их попытку сломить большинство в свою пользу, беспощадно иронизируя над их уходом со съезда. В то время, когда я был на армейском съезде, в расположении нашего 1-го Сибирского стрелкового корпуса происходил наш корпусной съезд представителей полковых комитетов. Прямо с армейского съезда я попал на наш корпусной, который вел председатель доктор Горский. Не успев получить информацию от Горского о том, как протекает работа съезда, я выступил с докладом об армейском съезде и о скандальном провале большевиков. И вдруг ... свист и крики - Долой его! Корниловец!.Крики и свист были довольно сильные. Одновременно мне Горский сообщил, что делегаты съезда разделились пополам - на почти одинаковые половины. Это означало, что наш железный корпус, крепкий в своем антибольшевистском настроении - треснул и что он уже не тот, каким был до съезда. После доклада президиума комитета о работе за период от прошлого съезда, несмотря на нашу отставку, съезд единогласно просил нас остаться во главе комитета. Для председателя Горского, занявшего нейтральную позицию, это было возможно, для меня же, твердо занявшего позицию антибольшевистскую это было совершенно невозможно. Я ушел со съезда, временно исполняя свои обязанности впредь до сдачи дел новому лицу. Слухи о положении дел в корпусе дошли до Минска, фронтового комитета, который уже находился всецело в руках большевиков. Минские большевики послали делегацию матросов в корпус для принятия решительных мер. Выяснив обстановку, что половина корпусного съезда была настроена против большевиков и приписав это моему влиянию, матросы решили меня и еще нескольких солдат арестовать и отправить в Минск. Об этом случайно услышал из соседней комнаты, где находились матросы, один солдат-татарин и ночью меня предупредил. Не теряя времени, я немедленно пошел в штаб корпуса, разбудил начальника штаба генерал-майора Костяева (недавно перед переворотом был произведен из полковников в генералы) и рассказал какая создалась ситуация и что ждет меня. В виду этого просил его дать мне отпускной документ, чтобы я немедленно, еще ночью, мог уехать. Генерал Костяев стал меня уговаривать, чтобы как-то вместе выпутаться из положения. Но я уже ясно видел, что помочь ему, как представитель комитета ни в чем не могу, так как из Минска, где бы меня запрятали а может быть и пустили в расход, вряд ли я мог что-либо делать. Генерал дал мне задним числом отпуск на месяц. Был я ему за это очень благодарен. Расстались мы очень дружески и трогательно. Он благодарил меня за ту помощь, которую я ему в смысле поддержания хорошего настроения в воинских частях корпуса, благодаря которому наш 1-ый Сибирский стрелковый корпус был на отличном счету у высшего командования. Между прочим хотел меня порадовать тем, что в штаб пришли списки офицеров с повышением в следующий чин и между ними я повышен из поручика в штабс-капитаны. Но на меня уже это особого впечатления не произвело. Отъезд в отпуск, из которого я возвращаться не хотел, был и концом эпопеи моего участия в первой мировой войне с немцами и активного участия в революции на фронте. Этот день был -14ноября 1917 года