Эмиграция
Окончание
В начале нашего пребывания в Праге, когда я уже учился на русском юридическом факультете, произошел случай, в котором я получил возможность, как я шутил, юридической практики. А дело было в чем.....В начале, как я уже писал, мы жили в Праге в общежитии в Либни. Первое время нас с Соней такая жизнь вполне удовлетворяла. Но когда мы узнали, что некоторые семейные пары из общежития стали переселяться в частные квартиры, снимая там комнату, то и нас потянуло последовать их примеру.
Правда, комнаты снимали не в Праге (было очень дорого) а в ближайших к Праге поселках и деревнях, связанных с Прагой железной дорогой. И вот Константин Уваров предложил нам такую комнату, о которой он случайно узнал. Находилась она в деревне „Dolne Mokropsy“ (Долне Мокропсы), в 15 минут от дачной остановки „Cernosice“ (Черношице)- Удобство этой комнаты было в том, что она была в двухэтажном доме с большим садом перед домом. Дом был когда-то чем-то вроде гостиницы. В первом этаже была большая квартира, которую занимала русская семья из 6 человек – мужа, жены, родителей жены и двух детей, мальчика и девочки, лет 12-14. Глава семьи был перед революцией военным агентом при русском посольстве в Праге. От него-то и узнал Костя Уваров о свободной комнате для нас. Комната была на 2-ом этаже, в коридорной системе с большим окном в сад. Пользователем этой комнаты был чех-рабочий, который жил с женой в такой комнате в коридоре напротив. Дом находился под судебным надзором в городе Збраслав (недалеко от Праги) и квартиранты платили за наём комнат адвокату. Как нам сказал русский Лимонд-Иванов, живущий внизу – плата была очень низкая. Комната, которую мы должны были занять, была обставлена новой мебелью (постель, стол, стулья, шкаф, умывальник), которую купил рабочий Гашек в рассрочку. И вот за эту-то обстановку Гашкова (жена рабочего) потребовала от нас 250 крон. Эта сумма была нам, студентам, не по карману! Но, учтя все расходы и свой целый бюджет, в котором некоторые расходы сократили, мы согласились. И в 1923 году переехали....Прожили в новой комнате несколько месяцев .И вот в один прекрасный день мы вернулись из Праги и Соня обнаружила в белье, куда она прятала деньги, вместо 750 крон. Оказалось всего......250 крон! Тут надо заметить, что при нашем приходе в первый же день хозяйка комнаты потребовала от меня, чтобы при отъезде я ключ от комнаты оставлял у ней. Это меня немного удивило, но спорить не стал и отдавал ей ключ. Несколько месяцев всё шло благополучно, пока не обнаружили исчезновение 500 крон , которые мы получили накануне. Дело было ясное - хозяйка „стащила“ 500 крон - а 250 – оставила нам „на прожитие“. (Очевидно, чтобы мы знали, что „сердце- не камень“). Тут я подумал, что мне „первокурснику-юристу“ случай предоставить „юридическую практику“. И я начал действовать, позвал хозяй-ку в комнату и строго сказал ей, чтобы она немедленно нам вернула „взятые“ деньги. Если она в течении 10 минут э то не сделает, я подам жалобу на нее в суд. Хозяйка моими требованиями возмутилась и отказалась деньги вернуть. В полиции, где я зая-вил о случившемся, сказали, что придут написать протокол. Но пришедший полицей-ский стал грубо со мной разговаривать и советовал деньги „поискать“ у себя. Это меня возмутило и я сказал, что если полицейский не будет писать протокол, то я по-дам жалобу и на него. Это подействовало и написал об исчезновении наших денег короткий протокол. Через несколько дней я получил повестку из суда в Збраславе о слушании „моего дела“. Конечно - я не верил, что дело выиграю и получу деньги на-зад. Но меня возмутило поведение чешки-хозяйки по отношению к нам - русским эмигрантом. И поэтому я решил ее как следует проучить. На суде выяснилось, что Гашкова уже была условно осуждена, тоже за кражу. Судья оказался очень симпа-тичным и хорошо вел разбирательство. Он спросил меня – не может ли, кроме Гаш-ковой, кто-либо другой быть в подозрении. На это я ему ответил, что может! Это че-ловек, который по лестнице из сада влез в комнату через окно, взял из белья 500 крон - а 250 крон нам оставил на прожитие. На это судья и присутствующие громко рас-смеялись, сказав - какой же жулик оставит деньги. После этого судья прочитал приговор - Гашкова еще по первому условному осуждению – должна отсидеть 1 год. Судья затем меня спросил, хочу -ли я получить от нее деньги. Я заявил, что хочу только, чтобы Гашкова оставила нас „в п о к о е“. Я сказал это в русском смысле слова, а судья понял по- чешски. „Покой“ - по чешски „комната“. И в приговоре добавил, что я с Соней остаемся в комнате в качестве непосредственного квартиранта и платить буду квартирную плату в суд (адвокату). В результате мы стали платить за комнату не 250 крон - а 25 крон, т.е. в 10 раз дешевле. Это действительно - „не было бы счастья, да несчастие помогло!“ Когда я вернулся из Збраслава домой, то позвал сельского милиционера, как свидетеля и потребовал, чтобы Гашкова вынесла всю свою мебель в коридор. И вот, остались мы уже в „нашей“ комнате без всякой мебели. Дворничиха дома, конечно, знала о всем происходящем с нами и как симпатичная старушка помогла нам достать железную постель, стол из сада, несколько скамей и стульев. В комнате была небольшая плитка, на которой мы стали варить. Из посуды кое-что купили на аукционе-распродаже имущества после смерти русского консула в Праге. Хорошо еще то, что это событие произошло в 1923 году , потому что в 1924 году родилась наша старшая дочка Таня. Чтобы мы делали, если бы жили в общежитии. ? А главное, что легче стало жить, в бюджете оказывалось лишних 225 крон !
Моя судебная практика со счастливым концом для нас быстро распространилась между русскими в Праге. Некоторые студенты, имевшие недоразумения со своими квартирными хозяйками, приходили ко мне за советом, Я им говорил, что с нами был исключительный случай . А профессор Завадский по гражданскому праву, которому я рассказал о своем деле, так похвалил меня за последовательность в нем.
Скажу несколько слов о сожителях, живущих в том доме, как и мы. В конце коридора комнату занимал с семьей русский по фамилии Лопатин. Это был примечательный человек - небольшого роста, какой-то весь жизнерадостный, с постоянно улыбаю-щимся лицом. И это несмотря на условия, в которых жил. Он остался в Праге как военнопленный, после войны. По специальности был типографом (наборщиком в типографии) и прилично зарабатывал. Но вот неудачно женился на немке, старше его и абсолютно бесхозяйственной. Имели двоих детей. Вследствие плохого ухода всегда чумазых и плохо одетых … 6-8 лет. Лопатин после работы возвращался домой, в плохо убранную комнату, голодный. Хозяйка же встречала его или с холодным обедом, в который входила чаще всего колбаса или сосиски, или с плохо сваренным обедом. И несмотря на это он всегда был в хорошем настроении, любил пошутить. Он очень рад был нам и проводил время после работы по большей части у нас. Самое замечательное в нем было то, что он не пил водки, всегда был трезвый. Конечно, он по своему жалованью мог бы найти и лучшую квартиру, чем одна комната. Но он нам говорил, что его с такой женой и детьми никто не возьмет. А пробовать искать он был не способен. В этом отношении он был тоже немного безалаберный и беззаботный. Что-то у него с женой было общее. Было как-то неприятно видеть это - немка вместо обеда покупает сладкие вещи. Но Лопатин ко всему этому как-то привык и с немкой не ссорился. С тех пор, как я в 1927 году из Праги уехал - уже ничего о нем не слышал.
Другая русская семья нам близко знакомая - была семья Лимонд-Ивановых. Юрий Андреевич был военным агентом при русском посольстве в Праге в чине капитана. Но, конечно, после большевистского переворота в России, остался в Праге. Жена его была дочерью мелкопоместных помещиков Елена Станиславовна, которая, как полагалось в приличных помещичьих семьях, хорошо говорила по - французски и своих детей, девочку и мальчика тоже научила. Мальчику Коле было лет 12 - девоч-ке Нине лет 14. И Коля и Нина поступили в русскую гимназию, которую открыли в городе Тшебова. Кроме них в семье жили родители Елены Станиславовны, старики - бабушка и дедушка. Бабушка нам очень много помогала после того, как нам родилась Таня. Это была очень милая, приветливая старушка. Это была замечательная семья! Юрий Андреевич был крепкого телосложения (как и подобает кадровому офицеру) с окладистой рыжеватой бородой с всегда улыбающимся лицом. По характеру он тоже был оптимист и слегка легкомысленный, но с „хитрецой“. Профессии он, кроме военной, не имел никакой. А в чехословацкую армию идти служить не хотел, как это сделали некоторые русские бывшие кадровые офицеры. Средств к существованию семья не имела никаких и находилась в зависимости только от „заработка“ Юрия Андреевича. А эти заработки были очень скромные. Официально он был агентом одной фирмы по продаже каких-то конвертов. А неофициально был страстным игроком в карты, посещал нелегальный клуб игроков. В результате этих посещений в семье Лимонд-Ивановых было или „густо“ или „пусто“. Наружности Юрий Андреевич был очень представительный, в особенности его таким делала окладистая борода и почти атлетическое телосложение. К сожалению, в пору, когда мы, русские эмигранты пользовались со стороны чехов таким большим вниманием, Юрий Андреевич часто злоупотреблял своим видом, чтобы обделывать свои „дела“. Извинением до некоторой степени могло служить ему то, что как-то надо было кормить и содержать такую большую семью. Его жена - Елена Станиславовна была очень симпатичная женщина, но абсолютно неспособная где-нибудь систематически работать, хотя и была возможность с ее хорошим знанием французского языка. Судьба наградила их двумя детьми, старшей девочкой и мальчиком. Но фактически было наоборот - по характеру девочка Нина была отчаянным „мальчишкой“, а мальчик Коля - тихой „девочкой“. Коля любил читать, играть в шахматы и хорошо учился а Нина любила бегать, лазить по деревьям и проводить различные мальчишеские проказы. Обычным занятием по вечерам у Лимонд-Ивановых была игра в преферанс. Партнёрами были одна француженка, давно жившая в Праге и русский эмигрант - адвокат. С этой семьей мы с Соней прожили 5 лет друзьями. Но судьба этой семьи после нашего отъезда в Словакию была трагична. Коля благодаря знанию французского языка хорошо устроился переводчиком на рейсах аэроплана между Прагой и Парижем. Но прослужив короткое время, умер от какой-то инфекцион-ной болезни. Затем в течении 2-3 лет умер Юрий Андреевич (инфаркт), умерли старики … Нина вышла замуж, не удачно (развелась), и от рака (груди) тоже вскоре умерла. Осталась Елена Станиславовна одна, переехала в одну комнату в Праге. Стала получать небольшую пенсию. С ней мы долго переписывались и навещали ее, когда приезжали в Прагу. Но вот уже несколько лет не получаем от нее писем, наверно тоже умерла....
Если я начал писать о близких знакомых в Праге, то не могу обойти молчанием о русских знакомых, которые стали во время нашего пребывания в Праге близкими друзьями. Это были муж и жена - Сергей Яковлевич Эфрон и Марина Ивановна Цветаева . На основании объявления в газете „Последние Новости“ началась пере-писка между Эфроном и его женой Цветаевой, которая в то время жила в Моск-ве. После нескольких месяцев переписки Эфрон сообщил, что едет вместе с груп-пой русских студентов в Прагу и чтобы Цветаева приезжала туда. Советская власть охотно выпустила Цветаеву за границу как „инакомыслящую“. Эфрон и Цветаева, наконец, оказались вместе в Праге. Сергей Яковлевич поступил на философский факультет Карлова Университета - Цветаева стала получать пособие как поэтесса. Поселились они недалеко от нас в деревне „Горние Мокропсы“, которые находились на другом берегу речки „Бероунка“ (мы жили в „Долних Мокропсах“). Сергей Яковлевич с женой ходили чуть ли не каждый день к нам на чай и всегда мы принимали их очень радушно. И несмотря на то, что жили мы в одной комнате и у нас в 1924 году родилась старшая дочь Таня, за чаем у нас происходили оживленные разговоры о том, что произошло в России в последние годы и что ждет Россию в будущем. Марина Цветаева была очень интересным человеком. Это была плотная дама небольшого роста, с коротко остриженными чёрными волосами, зачесанными назад . Чёрные выразительные умные глаза с ка-ким-то проницательным взглядом делали разговор с ней особенно интересным. Ее политические взгляды были открыто правые- монархические. Она не стеснялась хвалила царский режим и проклинала не только октябрьскую большевистскую ре-волюцию, но и мартовскую демократическую. В этом отношении мои политиче-ские взгляды коренным образом расходились с ее взглядами. Сугубо демократиче-ский уклад жизни в молодой Чехословакии и в особенности личность президента-гуманисту Масарика сильно повлияли на мировозрение и политические взгляды Марины Цветаевой и сделали их более либеральными и демократичными. Ко дню моего рождения (3.5.) Марина Цветаева дня 4. 5. 1923 года в подарок приподнесла мне книжку под заглавием „Царь-девица“ поэма-сказка со следующей надписью:
„Милому Федору Георгиевичу Скворцову - во Долних Мокропсах - из Мокропсов Горних - через мост“. Марина Цветаева. Чехия, 4-го мая 1923 года. Эта книжонка - написанная характерным цветаевским стилем мне особенно ценна и дорога в связи с тем, что произошло с семьей Марины Цветаевой в последствии. Сам Сергей Яковлевич производил впечатление серьёзного уравновешенного человека. Был роста выше среднего, сутулый, с длинным лицом, впалыми щеками и глазами – производил впечатление нерусского человека. Насколько я его знал довольно продолжительное время, по моим наблюдениям - впечатление серьёзного уравновешенного человека не соответствовало дей-ствительному характеру Эфрона. Он не был способен к серьёзному систематическому труду. Хоть и был записан в Университете и получал стипендию, но не обнаруживал никакого желания учиться, т.е. ходить на лекции, сдавать зачёты, участвовать в семинарах . Кончилось это тем, что его в конце концов лишили стипендии и он стал зарабатывать всякими подсобными работами, был редактором нашего журнала „Своими путями“ - „Демократического союза студентов“. А так как Марина, как серьёзная поэтесса, выпустившая несколько книг своих стихов - получала пособие от чехов - то Эфрон не ломал голову, как жить, а занимался только разговорчиками. На это ненормальное его положение я ему неоднократно указывал, но он и „в ус не дул!“. Глядя на Марину и Эфрона, я часто думал, как это случилось, что Марина – такой талантливый и интересный человек могла связать свою судьбу с Эфроном, по существу простым резонёром, не способным ни на какую серьёзную работу. В 1925 г. у них родилась девочка. И это событие не было для них радостным, как это обычно бывает с рождением первого ребенка. Прибавилось еще много забот и хлопот. Соня, имея уже годовалую Таню, много помогала Марине своими практическими советами. Мы с Соней на-блюдали, как интеллигентные люди абсолютно не были приспособлены к жизни. Конечно, если бы они были у себя дома в России, то были бы окружены людьми (родители, кормилицы, няни, ), которые бы за молодых родителей выполняли все их обязанности и брали на себя все заботы по уходу за ребенком. Но Марина и Эфрон оказались за границей, в чешской деревне, среди чужих людей, говорящих на непонят-ном языке, без всяких приспособлений для ребенка - всё это для них было не по силам и Марина часто приходила в отчаяние. И в эти минуты были особенно полезны советы Сони.
После нашего отъезда из Праги в Словакию (я уехал в 1927 году - а Соня в 1928 го-ду) связь с Мариной и Эфроном прервалась и я узнал об их дальнейшей – трагической - судьбе только по радио.
В связи с рождением ребенка у Марины и ее непрактичности расскажу о трагико-комическом случае, который произошел у нас в деревне Долни Мокропсы с другой парой молодых русских, которые жили в этой деревне. Он был студентом механиче-ского факультета Политехникума, она – очень молоденькая, почти девочка, бывшая балерина (забыл их фамилию). И вот однажды уже к вечеру прибегает к нам хозяйка дома, где снимали комнату молодые и просила сейчас же придти к ним, у молодой родился ребенок а они к рождению абсолютно не были приготовлены. Соня пошла и что же узнала. „Балерина“ не знала до последнего дня, что она беременна и потому не приготовила все необходимые вещи для новорожденного. Только когда начались бо-ли, она поняла - в чём дело и хозяйка привела деревенскую повивальную бабку. Ну, Соня, имея уже свой личный опыт, тоже помогла ей своими практическими советами - из отцовских рубашек наделала пеленки и другие вещи. Несколько слов об отце. Он был уже на последнем курсе и готовился к государственным экзаменам, когда почувствовал себя плохо – кашель, слабость. Пошел к доктору и доктор ему категорически заявил, чтобы он немедленно ехал в санаторий на лечение от туберкулё-за, если не хочет за короткое время умереть. Бедный студент должен был бросить подготовку к государственному экзамену и уехать. Как я потом слышал, через год он вернулся из санатория и сдал экзамен.
Сегодня годовщина нашей с Соней свадьбы. Свадьба происходила 14. июня 1918 года ,т.е. 68 лет тому назад. Соня умерла 23. мая 1975 г., что означает, что мы вместе прожили 57 лет. Свадьба была совершена в Москве - в Сивцевом Вражке. Популя-рен он был тем, что здесь жили, в большинстве в собственных старых домах, знатные не по материальному богатству люди, а по своему духовному умственному богатству. Поэтому Сивцев Вражек очень часто упоминается в классических книгах русской литературы, написанных писателями, жившими в Москве. Особенность нашей свадьбы заключалась в том, что совершали ее наши отцы. Отец Сони митрофорный протоиерей, настоятель церкви святого Афанасия на „Сивцевом Вражке“ отец Евлампий Троицкий и мой отец - диакон Георгий Алексеевич Скворцов. По этому экстраординарному случаю пел большой превосходный хор певчих и собралось очень много прихожан в церкви. Как же не посмотреть! Батюшка отец Евлампий „выдает“ дочку! Тут я решил немного подшутить над певчими. Я приехал в церковь спозаранку, певчие сидели при церковной ограде перед входом в церковь. Я был одет в простой чёрной паре (взятой на прокат) и в студенческой фуражке. Я подсел к певчим и спросил рядом сидящего, что богатая свадьба ? Певчий солидно ответил – „известно, богатая, отец протоиерей, за бедного выдавать не будет“! По старым традициям при входе в церковь жениху и невесте поется очень трогательное „величание“ - „Се грядет голубица“..... Каково же было удивление певчих, когда они в лице жениха увидели студента, сидевшего рядом?! Свадьба прошла очень торжественно, превосходно пели певчие - наши отцы служили обряд венчания с особенным умиленным выражением на лицах.
День 19-го мая 1924 года стал для нас с Соней „историческим“. В этот день родилась у нас первая дочка Татьяна. Соня лежала в родильном доме в Праге и могла прие-хать домой только через неделю. Когда она приехала, я запел отрывок из солдат-ской песни на фронте „Где были двое, там стало трое“....Но шутки были плохие! С появлением грудного ребенка жизнь наша в пустой, необставленной комнате, кото-рую я получил после суда, стала еще сложней. Всё, начиная с соски и кончая коля-ской, надо было покупать, а денег было мало. Но, как говорится - „Бог не без мило-сти, свет не без добрых людей“ - такими добрыми людьми оказались в первую оче-редь – Ломшаковы и Костя с Мариной Уваровы, затем русские Лимонд-Ивановы, живущие внизу, и наконец, чехи и в особенности чешки, с которыми мы встречались. Часть вещей мы получили в подарок, как например колясочка для Тани, некоторые кастрюли, примус - а некоторые вещи купили „по случаю“ по дешевой цене - часто и за бесценок. Одним словом - в короткое время комната приобрела вид „жилой“. Хуже было со временем! И Соня - и я „учились“! Надо было ездить в Прагу, там бегать по городу – ходить на лекции, практические занятия . Хорошо еще, что у нас нашлась бабушка, которая стала уделять много времени и внимания Тане. Это в значительной мере облегчало наше положение.
Надо было подумать о крещении Тани. Настоятелем православного прихода в Праге в это время был православный епископ отец Сергий. Ну что же! Пришлось пригласить крестить самого епископа. Отец Сергий был человек очень простой и сердечный. На вид был небольшого роста и довольно тучноватый. Он охотно согласился приехать и дал указания - что необходимо для обряда крещения. К сожалению, в то время не было автобусов и „его преосвященству“ пришлось со станции „Черношице“ идти пешком в моем сопровождении. Соня уже приготовилась как к обряду, так была готова и с торжественным обедом. Вместо „купели“ Соня попросила чехов, у которых были дети, детскую ванну. Отец Сергий привез в небольшом чемоданчике часть церковного облачения, икону, свечки, кадило . На крещение пришли и наши друзья снизу - русские и Лимонд-Ивановы. Их было 6 человек и наша комната была „полна народу“. В качестве крестной матери, по письменному договору, я дал записать сестру Аню, учительницу в Москве. К сожалению, Соня не могла устроить обед для всех присуствующих. Да Лимонд-Ивановы и не согласились бы остаться на обед. Так что обед был скромный, только с отцом Сергием. И обедом и „выпивкой“ он был очень доволен. После обеда я повел „его преосвященство“ на прогулку в лес, расположенный на другом берегу нашей речки. Когда мы проходили через деревню, отец Сергий в монашеском одеянии и с высоким посохом привлекал к себе всеобщее внимание и любопытство. Я его спросил, не стесняет ли его монашеское одеяние, когда он ходит по Праге. Не только не стесняет, но дает ему многие выгоды, в трамвае уступают место. И вообще, относятся к нему с большим уважением. Во время прогулки он рассказывал о жизни русских прихожан в приходе в Праге. Русская интеллигенция, включая студентов - очень религиозная и очень заботится о храме, где происходят православные богослужения. Очень хорошо поет хор. К сожалению, мы с Соней в виду нашей жизни в провинции редко посещали церковь. Русские православные нашли приют для совершения богослужения в старом гуситском костеле, в котором произвели некоторые изменения согласно православной религии. Конечно, во время прогулки в лесу с отцом Сергием не обошлось и без политических разговорчиков. Когда разго-вор зашел о старом царском дореволюционном режиме - мои взгляды сильно разо-шлись со взглядами отца Сергия. Отец Сергий был горячим монархистом . Мои взгляды были – республиканско-демократические. Я обвинял старое царское прави-тельство в том, что несмотря на сильный рост оппозиции во всех слоях населения, оно медлило с демократическими реформами в духе политической партии кадетов во главе с Милюковым с ее основным положением конституционной монархии - и довело Россию до революции, которой воспользовались Ленин с большевиками. Эта моя точка зрения так действовала на отца Сергия, что он останавливался на дорожке, по которой мы шли и … стуча посохом о землю- почти кричал, что это не правда! Царское правительство было либеральным и насколько было возможным демократическим. Теперь, после 60 лет большевистской тирании, превратившей в рабов русский народ, я бы, пожалуй бы и согласился с отцом Сергием в том, что наше царское правительство было и либеральным - и демократическим. Вернулись мы с епископом Сергием домой с прогулки в полном согласии с настоящим положением в Советской России. К вечеру уже я проводил отца Сергия на станцию и пожелал ему всякого здоровья и успехов. К сожалению, к тому, что я написал об епископе Сергии , добавлю об его печальной судьбе. В последствии, как я узнал от русских, проживавших в Праге, епископ Сергий вернулся в Советскую Россию и умер где-то на Волге, лишенный права совершать богослужения
Вспоминая свою жизнь в Праге с 1921 по 1927 г. не могу не написать несколько слов о нашей милой и очень популярной докторше Романченко. Романченко (забыл ее имя и отчество) когда-то была в России земским врачем в глубокой провинции. После „нашествия“ большевиков уехала на юг и там с приходом Добровольческой армии была во время гражданской войны военным врачем. Вместе с Добровольческой армией эвакуировалась в Турцию. После нашего отъезда из Истамбула она тоже получила визу в ЧСР и приехала в Прагу. В Праге она стала „комитетским“ негосударственным врачем, обслуживающим нас - эмигрантов. Она была уже в солидных годах, за 50-т. Внешний вид ее удивительно напоминал нам русским тип старой доброй докторши, которая самоотверженно работала в земстве, в провинции. Такой добросердечной она осталась и для нас. Довольно часто приезжала к нам, чтобы посмотреть, как растет Таня. Надо заметить, что слух о том, что правительство ЧСР дало убежище и оказывает материальную поддержку нескольким сотням русских эмигрантов распространился по Европе и из всех государств, где русские не пользовались такой поддержкой, русская молодёжь стала стекаться в Прагу. Этой возможностью стали пользоваться не только участники Добровольческой армии, но и молодые люди, которые вообще хотели закончить или получить высшее образование. У меня был хорошим приятелем студент – коллега Готшалк, который приехал из Литвы (которая еще была самостоятельным государством) и не имел возможность учиться на Родине. Так что пациентов у д-рши Романченко было всегда очень много. К сожалению, стипендия, которую мы получали, была очень небольшая (300-400 крон ) и жить на нее было очень трудно. А „соблазнов“ в Праге было очень много. Трудно было не зайти в знаменитую пивную „У Флека“ – не выпить кружку отличного плзеньского пива и не закусить горячим „парком“ (сосиской) с горчицей. А лишняя трата на „соблазны“ отражалась на нормальном питании. Студенты не доедали. А систематическое недоедание отражалось на организме. У докторши Романченко появилось много пациентов с явно выраженными признаками туберкулёза. Романченко, чтобы помочь студентам, оказавшимся в беде, стала давать им в боль-ших количествах.....рыбий жир, который она имела в больших бутылках. Студенты пили рыбий жир в дополнение к своему скудному питанию. Кроме недостаточного питания развитию туберкулёза у русских студентов содействовала и атмосфера, царящая в особенности летом в Праге. Это был постоянно нависший над Прагой „смог“ в виде желтых облаков. Дело в том, что Прага лежит в котловине - на ок-раинах этой котловины находятся заводы, трубы которых выпускают огромное количество „дыма и мелких вредных веществ“, заражающих воздух. В результате этих условий среди русских студентов стал быстро распространяться туберкулёз и студенты вместо ВУЗ-ов попадали в санатории. Как я уже писал, я тоже стал чувствовать себя плохо, и доктор, к которому я обратился, мне категорически заявил, чтобы я ел как можно больше ветчинного сала (что я делал с удовольствием) и уезжал из Праги, . в Словакию, что я по окончании учения и сделал… и тем спас себя от туберкулёза. Еще несколько слов к воспоминанию о докторше Романченко. Впоследствии, уже будучи в Мартине, я узнал, что после ликвидации акции помощи русским эмигрантам и комитета этой помощи в Праге, докторша Романченко подала прошение в соответствующие инстанции о предоставлении ей места районного врача в Словакии, где на подобных местах уже стали устраиваться молодые русские врачи, окончившие медицинский факультет в Братиславе. Несмотря на то, что Романченко имела старый диплом врача об окончании „Высших медицинских женских курсов“ в России - Романченко получила назна-чение в местечке „Злиехов“ в Словакии. Местечко было очень отдаленное от железной дороги (автобусы в то время не ходили) и как говорится „захолустное“. Из молодых врачей никто туда не шел, поэтому и предоставили его Романченко. Когда я об этом узнал, то написал ей письмо и вскоре подучил ответ. В нем она жаловалась на тяжелые условия, в которых ей пришлось жить и работать. Население было очень отсталое. Бурю протестов вызвало ее распоряжение остричь женщин, заболевших тифом. Ей, уже 60-летней женщине приходилось ездить к больным в деревнях. К сожалению, я всё собирался ее навестить, Но так это и не сделал, о чем очень жалею. По выходе на пенсию (очень небольшую) она уехала из „Злиехова“ и я потерял ее из виду.
Во время пребывания в Праге, мы знакомились с достопримечательностями „Золо-той Праги“. „Золотой“ звали Прагу потому, что осенью она погружалась в золото осенней листвы деревьев. В это время вид на „Град“ (Кремль) и часть старой Пра-ги - „Малую Страну“ представлял необычное по красоте зрелище, если смотреть с старого Карлова моста. Карлов мост и сам по себе, построенный чешским королем Карлом IV в 14. столетии, представлял из себя необыкновенное строение древнего искусства. При входе на мост со стороны города стоит и здание Университета, по-строенное тоже Карлом IV в том же 14 столетии. Построены им и здания дворцов на „Граде“. Карл IV был одним из самых просвещенных и культурных государей средней Европы того времени. И оставил после себя много замечательных памят-ников архитектуры, скульптуры, живописи. Когда мы бродили по „Малой Стране“ и были на „Граде“ (похожем на наш Кремль, но только значительно меньше по площади) мне всегда приходило в голову сравнение с тем, что в 14. столетии происходило в России. Здесь в Европе – на высокой ступени образцы культуры- а в это время Русь бороздили полчища диких татар, разорявших города и села и безжалостно истреблявших население. В течении 300 лет на Руси не могло быть и речи ни о какой культуре а только о „спасении жизни“. В виду того, что „Мала Страна“ и „Град“ представляют из себя открытый музей – они находятся под особой охраной города. Есть на „Граде“ уличка, приблизительно в 3-4 м ширины, называется „Злата уличка“, где в одноэтажных домиках с дверями прямо на улицу, находятся и фигуры людей, сидящие за столом, одетые в одежду того времени. При чем в комнате обстановка тоже того же времени. Всё это производит на посетителей огромное впечатление. Много позднее мне удалось с дочерью и ее мужем (архитекторы) - посетить южную Чехию. И там, даже еще больше чем в Праге много старых городов, где сохранились целые городские кварталы, с узкими улицами, площадями и еще старыми зданиями, построенными в 13-15 столетии. Например …такие города как Чешске Будейовице, Табор … по количеству зданий, построенных в архитектурном стиле того времени – целые открытые музеи. Когда ходишь по таким улицам, то невольно переносишься мысленно в атмосферу того времени. Когда я спросил наших архитекторов о том, как же могут жить в таких домах современные люди, мне объяснили, что внутри домов квартиры приспособлены к современным условиям жилья, сохраняется только внешний вид домов. В Праге, между прочим, много и других, разбросанных по городу прекрасных зданий, построенных в старом стиле 15-18 столетий. К сожалению мы, за отсутствием свободного времени, не могли посетить все многочисленные музеи, в которых находятся сокровища старых веков в различных областях жизни.
Прага у меня связана и с моими публицистическими выступлениями перед широкой аудиторией русских. Выше в своих воспоминаниях я писал о моих выступлениях в качестве „революционного“ оратора (по должности заместителя председателя кор-пусного комитета солдатских и офицерских депутатов) перед многочисленной солдатской аудиторией. Тогда я говорил о необходимости, несмотря на революцию, продолжать войну со злейшим врагом России и революции – немцами и необходимости для этого поддерживать дисциплину в воинских рядах. В Праге же мне пришлось выступить перед русской студенческой аудиторией уже с серьезным докладом на научно-популярную тему об административном управлении в Советской России. Как - то после лекции по административному праву на юридическом факультете, я спросил доцента Зайцева, который вел этот курс, что он знает и что он думает об административном управлении в Советской России. На это он мне неожиданно ответил, что в советской России „право не существует“ а поэтому он этой темой не занимался. На это я возразил, что и в Советской России какие-то юридические отношения существуют, хотя и не в форме „права“, понимаемого нами, а в форме „права“, понимаемого большевиками, т.е. так называемого „советского права“. На это мне доцент Зайцев сказал, что будет чрезвычайно интересным, если я на эту тему сделаю доклад, который могу прочитать, хотя бы в студенческом доме. На это я согласился и принялся за работу. Свой доклад я назвал „Вся власть советам! Власть на местах.“ В Праге была публичная библиотека, в которой было много книг и газет на русском языке. Этим я и воспользовался, как материалом для своего доклад Мой доклад продолжался полтора часа и имел большой успех у слушателей. А доцент по административному праву подошел и пожал мне руку и сказал, что он постарается опубликовать этот доклад в печати. Но обещание так и осталось обещанием.
Другим моим публицистическим выступлением был доклад « О национализме»- сделанный в студенческом доме в связи с приездом в Прагу профессора Павла Ми-люкова, бывшего лидера конституционно-демократической партии в России до рево-люции и министра иностранных дел во Временном правительстве после февраль-ской революции в 1918 г. Выступление Милюкова в Праге в течении 4 вечеров (15.,16.,17.,и 18. апреля 1925 г.) имело большое психологическое и историческое значение. Главной темой его выступлений была национальная проблема. Яркое и редкое зрелище представлял из себя большой зал народного дома на Смихове в Праге. Популярное и авторитетное имя, животрепещущая тема привлекла в один зал представителей чуть ли не всех народностей Русского государства......Русские со всех уголков необъятной России, украинцы, белорусы, галичане, грузины, ар-мяне, калмыки, горцы северного Кавказа, евреи..... Все пришли в смиховский народный дом в расчёте услышать разрешение национального вопроса в духе своих национальных чаяний. „Признает или не признает Милюков суверенитет его народа“ ? – вот коротко говоря, к чему можно свести настроение национальных группировок, явившихся на лекции Милюкова. Лекции Милюкова, в которых он только схематически коснулся развития национального сознания русского народа и более подробно остановился на национальном самосознании народностей России - совершенно неожиданно разделила аудиторию на два невидимых и враждебных друг другу фронта: „единый р у с с к и й фронт“ (факт, можно сказать, исторический) и „единый фронт всех остальных национальностей“. Это разделение особенно ярко сказалось на другой день во время дискуссии. Против Милюкова от национальностей „единым фронтом“ выступило 10 человек. Перед многочисленной аудиторией прошла целая галерея национальных типов, с резко выраженными национальными особенностями. „От нас хотят“, заявил Милюков в начале своей 3-ей лекции, „чтобы мы, русские, отказались от своего имени р у с с к и е и назывались только „великоруссами“. Только в этом случае представители национальностей будут спокойно с нами разговаривать, как р а в н ы е с р а в н ы м и, в противном случае они будут на нас смотреть как на угнетателей. Но мой разум, моя совесть и моя осведомленность не могут согласиться с таким пониманием национального вопроса. Мы, русские, не можем отказаться от своей р у с с к о й культуры. Наш русский язык не может превратиться в великорусский, т. е. из я з ы к а стать н а р е ч и е м.“ Во время дискуссии все речи представителей национальностей несмотря на резкие внешние различия между собой, можно свести к одному – „довольно попили нашей кровушки. Не только жить вместе - но и разговаривать с вами (русскими) больше не желаем“ Положение всех нас русских, находящихся в зале время этих речей было довольно „корявое“. Чтобы дать возможность высказаться и не нарушить порядка, приходилось молчать и молча глотать подносимые нам комплименты нашей же российской этнографией. А комплиментами, пользуясь нашим молчанием, не скупились. Мы, русские, оказались не только кровопийцами, тюремщиками, палачами, но прямо истребителями целых народов.
После выступлений Милюкова у нас с Соней мелькнула мысль - не пойти ли к нему с визитом, как к дяде Сони (он был женат на сестре матери Сони), чтобы поблагодарить его за поддержку, которую они оказали нам в Истамбуле. Но потом, по некотором размышлении решили эту мысль оставить, не желая быть в его глазах бедными родственниками...
Выступления Милюкова в Праге толкнули меня на мысль выступить публично с докладом, в котором я дополнил бы его о русском национальном самосознании и вместе с тем ответил бы на некоторые резкие выступления ораторов оппозиции. Председатель нашего студенческого демократического союза Д. И. Мейснер одоб-рил эту мысль. И я начал работать над общей национальной проблемой. Необхо-димый материал для доклада я почерпнул в библиотеке в Праге, где было много книг на русском языке. Соне это не особенно нравилось, потому что приходилось тратить время необходимое для помощи ей дома. Но в течении 2-3 недель я был готов и осенью 1925 года прочитал доклад в студенческом доме. Доклад назвал „О национализме“. Тема собрала не только русских, но как я и ожидал - пришли и представители российских национальностей, правда не в таком количестве, как на лекциях Милюкова. Приведу хоть тезисы этого доклада:
1. Значение национальной проблемы для русских в настоящее время.
2. Национализм - космополитизм - коммунизм.
3. Основные категории, входящие в проблему национализма – нация и на-циональность, нация и государство.
4. Что такое национализм ?
5. Национализм во внешних международных отношениях: а/ западный
б/ восточный
6. Какова должно была бы быть национальная внешняя политика.
7. Национальная политика, проводимая внутри европейских государств.
8. Национализм русский – причины слабого развития национального развития русского народа.
9. Международное положение России в последние годы перед (первой ) европейской войной.
10. Государственный национализм в России до революции.
11. Какой национализм в настоящее время должны исповедывать мы, рус-ские…
Последним моим публицистическим выступлением было на собрании, посвященном профессору . Павлу Ивановичу Новгородцеву, первому декану русского юридического факультета в Праге, умершему в Праге в 1924 году. Собрание происходило в 1926 г. по случаю второй годовщины смерти в большой аудитории факультета естественных наук чешского Университета в Праге. Аудитория была переполнена. Пришли не только почти все члены русской колонии, но и много чехов, знавших русский язык. Так как я подробно записал прочитанный на юридическом факультете курс по философии (на который ходили слушать не только студенты юридического факультета, но и много посторонних) то мне предложили выступить на этом собрании от имени студентов. В своем выступлении я на основе записаных лекций П.И. Новгородцева нарисовал его портрет как философа и религиозного мыслителя. Курс лекций представлял большой интерес прежде всего потому, что в него профессор Новгородцев включил все те проблемы и вопросы, которые в переживаемое время имеют первостепенное значение и животрепещущий интерес. А кроме того в этих лекциях ярко отразился духовный облик и всё мировозрение самого П.И. Новгородцева. В этих лекциях мы можем наблюдать, как изощрённая критическая мысль философа сочетается с глубокой религиозной верой. В этом отношении П.И. Новгородцев явился продолжателем общей традиции русской философской мысли. Русская философская мысль в противоположности западной хочет быть и действо-вать в союзе с верой. В русской философии ставится вопрос „о ц е л ь н о м з н а н и и“ . Появляется новая чуждая и непонятная для запада категория „в е р у ю щ и й р а з у м „. Вот этим „верующим разумом“ и был проф. Новгородцев . Для него должно знание не рассудочное, а конкретное и целостное. Я приведу слова самого Новгородцева - „Каждое из проявлений человеческого духа ценно в своей области. Ошибка, когда одна из этих областей считается всемогущей. Необходимо отверг-нуть за наукой всемогущество, хотя надо преклониться перед удивительным трудом и настойчивостью в области открытий. Надо помнить, что наука есть только небольшой остров, который омывается морем таинственности. Только со-вместное существование религии философии и науки обеспечивает всю полноту нравственного развития человека. Если разум бунтует против веры, если вера бывает нетерпима и преследует разум, то нравственное существо человека от этого сильно страдает“. В связи с господством на нашей Родине материалисти-ческого начала - материализм подвергся со стороны Новгородцева особенно тща-тельным разбору и критике. Он подробно разобрал положения, объясняющие с точки зрения сначала психологические явления, затем биологические, исторические и наконец морального порядка. Эта часть его лекций представляет настолько большой интерес, что стоило бы остановиться на них отдельно, тем более, что читал он их удивительно ясным и понятным языком. На этом я кончил свое выступление на собрании - посвященном памяти П.И. Новгородцева, первого декана русского юридического факультета в Праге и бывшего директора высшего коммерческого института. Оба доклада - „О национализме“ и посвященный проф. Новгородцеву имели большой успех, который я не ожидал. После доклада „О национализме“ среди аплодисментов раздались и крики со свистом украинцев, которым видно, очень не понравился доклад. Один из присутствующих профессоров юридического факультета доцент международного права Цимерман сказал мне, что доклад был „исчерпывающий тему“ и очень „обоснованный“, очевидно благодаря большому количеству цитат из книг крупных писателей.
В виду большой нашей занятости учебой (обоих), маленькой Таней, поездками по железной дороге из деревни в Прагу - время летело так быстро, что не успели мы опомниться от недавнего прошлого, как наступило для меня очень тяжелое время государственных экзаменов. К сожалению - выпускные экзамены на юриди-ческом факультете и государственный экзамен на землемерном отделении в Поли-техникуме совпали по времени и мне пришлось готовиться и „там и тут“. Тоже во время отсутствия Сони, когда она была в городе, я должен был уделять много внимания и времени маленькой Танюше. Я был очень рад, когда она спала. Но для этого я должен был ее возить в коляске по саду, пока она не засыпала. И тогда я толь-ко мог спокойно углубиться в чтение материалов для экзамена. К сожалению, старое здание Политехникума в Праге было слишком мало, чтобы удовлетворить потреб-ности многочисленных студентов. Поэтому лекции и практические занятия происходили в различных частях города и на это уходило много времени. В следствие этих условий я не всегда получал „отличные“ отметки - только „хорошие“. Но к сожалению, я получал иногда на юридическом факультете „хорошие“ отметки не потому, что плохо отвечал, а потому что был демократических воззрений, что профессору было известно, например у профессора Каткова по римскому праву, который был монархистом. Вспоминаю, как я на одном экзамене в Политехникуме с треском провалился. Это была 1-ая математика. Читал ее профессор Клобучек. Но читал с 7 часов утра. Но так как он боялся, что в такой ранний час на лекции не будет и половина студентов, так он изволил завести подписные листы присутствующих (посещение лекций не было обязательным). Живя за городом я, конечно, в такую рань на эти лекции не ходил и не давал подписывать лист другим. Записался на экзамен (надо было платить 30 крон). На экзамене получил 3 задачи. Одну сделал, другую на - половину … за третью и не принимался, была не под силу. А профессор говорит – „Ну, вот и видно, что господин коллега на лекции не ходил, на листах нет ни одной подписи!“ Я оправдывался, что живу за городом, приезжать так рано трудно, надо вставать в 5 часов утра. Конечно, говорил ему на ломаном чешско-русском языке. Но, не помогло! Только теперь я сообразил, почему я получил задачи не по своим силам. Во второй раз экзамен прошел гладко, но получил конечно, отметку „хорошо“.
Вспоминается мне и другой случай учёбы в Политехникуме. Был такой предмет „начертательная геометрия“. Нужно было сделать 5 чертежей, из которых первый был „простой“ а четвертый и пятый были очень сложные. Но для меня, не держав-шего никогда ресфедера, сделать первый чертеж было не легко! Но я решился все же его сделать. Самый чертеж начертил, но вот его нужно было раскрасить (проек-ция крыши. В деревне все крыши были красные и я решил густо красной краской окрасить и крыши на чертеже. Понес его сдавать ассистентке профессора. Когда та увидела чертеж, то.....мило рассмеялась и сказала что, видно я не пожалел краски. Но за охоту сделать чертеж – похвалила. Четвертый и пятый чертежи за отсуствием времени я заказал коллеге Готшалку (из Литвы), который прекрасно чертил. Оба чер-тежа сдал на „отлично“. Когда я по сдаче государственного экзамена пошел к асси-стентке за своими чертежами, то та подвела меня к профессору и показывая мои чертежи сказала - „вот, господин профессор, студент, который доказал, что может человек сделать при сильном желании и твердой воле. Посмотрите на первый чер-тёж и пятый! Пятый сделан отлично!!“ После этих слов я готов был провалиться сквозь землю!
С чувством глубокой благодарности вспоминаю всех профессоров межевого (зем-лемерного) отделения. Все профессора охотно шли нам, русским студентом, не знающим чешского языка, навстречу и всячески помогали нам в наших затрудне-ниях. К сожалению, должен откровенно сказать, многие русские злоупотребляли хорошим к нам отношением чешских профессоров. Нас было на отделении 20-30 человек. Но почти половина перешла на межевое отделение из других отделений, в особенности из механического, химического и строительного отделения. Объясняется это тем, что многие русские, ознакомившись с учебной программой этих отделений и отдельными предметами, решили, что это - „не для них“. Да к тому еще надо было выдержать 4-5 лет учёбы. А люди были уже не молодые, имели по 30 и больше лет, мне было в 1923-24 году 29-30 лет. А молодые студенческие годы канули в 1-ой мировой войне и гражданской. Среди массы чешских студентов мы выделялись своим возрастом, были „дяди“, и отчасти этим можно было объяснить снисходительность к нам чешских профессоров, Среди них выделялся особенно своим отношением не только к нам, русским, но и к своим чешским студентом, проф. Петржик, преподавал один из основных предметов - „поземельный кадастр“. Это был добрейший человек, который „душой болел“ за неуспевающего студента и хотел ему всячески помочь. Но в то же время на экзаменах и письменных упражнениях абсолютно не стеснялся в ругательных выражениях. Когда Петржик видел, что студент не знает или путается, то называл его....“волом“, „глупым“ - „смотри! Что ты пишешь (на письменных упражнениях), ты вол, глупый! Зачеркни, что ты нацарапал и пиши, что я тебе скажу!“ Студент охотно это делал и получал - „удовлетворительно“, что ему и нужно было. Конечно, на него никто не обижался, наоборот, все его любили и уважали. Профессор Петржик сыграл большую роль в деле реформы нашего землемерного отделения. Когда я учился в 1925-27 годах, срок обучения был двухлетний, но через год после меня учебную программу расширили и сделали срок обучения нормальным, 4 года, при чем кончающие получали титул „инженер“, с правом писать перед фамилией ing. ( с французского ingenieur). В Чехии - оканчивающие на механическом или строительном отделении 4-5 летний курс сдают 2 государственных экзамена - за первых 2 года и затем в конце обучения. Поэтому мы, так называемые „геометры“ (землемеры), сдавшие один государственный экзамен, не имели права на „ing“. Но благодаря Петржику и другим нашим профессорам - нам было предоставлено право сдать несколько экзаменов (из второго государственного экзамена главным предметом была так называемая „вторая математика“) и получить право на звание „инженер“ (ing.). В 1929 г. я сдал эти экзамены (и так „за дёшево“!) и получил звание инженера.
Время так быстро летело „с беготней“ и учебой, что не успели мы еще как следует „придти в себя“ после всего пережитого, как время нашего пребывания в Праге подходило к концу. В 1926 году я кончил Русский юридический факультет и получил русский диплом по образцу юридических факультетов Университетов в России. Мало того, получил эмалевый значок об окончании в виде бело-синего ромба с двуглавым орлом на верху ромба. Чтобы получить работу в Чехии- нужно было „нострифицировать“ диплом, т.е. сдать 5 экзаменов по предметам чешского права. В сущности мы с Соней имели 2 диплома русского юридического факультета. Она окончила в 1927 году. Но мне было нужно думать не об юридических экзаменах, а о том, как содержать семью. В этом отношении мне помог другой диплом, землемерный. Чтобы повлиять на работодателей-чехов, я заказал визитные карточки, на которых было напечатано к полному моему удовлетворению - „Федор Скворцов – юрист и геометр“. Но, увы, при посещении частных землемерных фирм моя карточка никакого действия не оказывала. Мне отвечали „мест нет“ !! Тогда мне на ум пришла мысль воспользоваться положением профессора Алексея Степановича Ломшакова, который был до некоторой степени родственником со стороны Сони (двоюродный брат К. С. Уваров был женат на дочери Ломшакова). Уваровы жили в одной квартире с Ломшаковыми и мы с Соней поддерживали с ними довольно близкие отношения. Профессор Ломшаков занимал в Праге очень видное положение. В Политехникуме на механическом отделении был профессором, читал курс по теории котлов. Одновременно был техническим консультантом на крупном заводе „Шкода“ в городе Плзень. Далее был заместителем председателя профессионального союза инженеров и техников в Чехословакии. И, наконец, председателем „комитета помощи русским эмигрантом в Праге“. Вот тем, что А.С. Ломшаков был заместителем председателя Союза инженеров и техников в Чехословакии, я и решил воспользоваться. Я попросил Алексея Степановича, если он может разослать по отделениям Союза в Словакии мое предложение своих услуг, т.е. просьбу о работе. В Словакии потому, что помнил совет врача в виду слабости лёгких и опасности туберкулёза - ехать в Словакию, где условия жизни и работы лучше, чем в Чехии. Алексей Степанович с удовольствием согласился это сделать, но чтобы я не слишком надеялся на практический результат. Но результат превзошел все мои надежды. Алексей Степанович получил из 3-4 мест предложение работы для меня, как „геометра“ (землемера). Для меня это предложение работы в Словакии было осо-бенно ценным. Я становился равноправным членом общества. Думаю, что успех предложения, разосланного Алексеем Степановичем в Словакии объясняется тем, что Алексей Степанович не ограничился только моим предложением услуг, а сопроводил его просьбой и со своей стороны - дать мне работу. Из четырех я остановился на двух предложениях, как наиболее для меня подходящих. Одно было из города Турчанский Святой Мартин от земледельческо-технического отделения „жупного урада“ (губернского управления), другое из города Кошице - от частной фирмы по землеустройству инженера Млынара. Первое меня более привлекало, потому что работа была государственная и значит мое трудовое положение, как эмигранта будет более основательным. Но перед тем как устраиваться на службу по общему правилу, действующему в ЧСР, мне было необходимо получить мз министерства труда - свидетельство, что я, как русский эмигрант имею право на работу в пределах ЧСР. Отослав свое согласие на поступление на службу в Святой Мартин, я начал готовиться к отъезду. Прежде всего мое внимание привлекал город, в котором нам предстояло жить. Когда я посмотрел на карту с обозначением гор - я ужаснулся. Город находился между высокими горами с вершинами до 2000 м! От города на восток тянулась узкая полоска полей и лугов с обозначением населённых пунктов - деревень. Из разговоров с чехами я узнал, что „не так страшен черт – как его малюют“ и горы не так страшны, как нарисованы на картах. Словакия представляет собой конгломерат, состоящий из трёх поясов - северного, среднего и южного пояса. Каждый из поясов имеет свои специфические географические, земледельческие и климатические условия. Северная часть - это сплошные горы с вершинами выше 2000 м – „Высокие“ и „Низкие Татры“. Средняя часть Словакии - это тоже горы, но менее высокие, с широкими до 10-15 км долинами и глубокими долинами, шириной в 1-5 км. В долинах находятся местечки и деревни с прилегающими к ним полями и лугами. Горы почти сплошь покрыты хвойными и лиственными лесами. Южная часть Словакии - это равнина с небольшими горами на западе - „Мале Карпаты“. На юге земля очень плодородная и дает при благоприятных климатических условиях - большие урожаи пшеницы и других земледельческих продуктов. А на юге и юго - западе растут и хорошие виноградники, в особенности в окрестностях города Братиславы, столицы Словакии. Этим трём поясом соответствуют и климатические условия. Самый холодный север и самый теплый юг. Чехи мне много рассказывали и о необычайной красоте природы в Словакии, в особенности в средней и северной Словакии. Эти рассказы чехов о Словакии возбудили во мне и Сони большое любопытство и желание, чем скорее устроиться там. В виду неизвестности условий жизни в Св. Мартине, мы с Соней условились так, что сначала я поеду один, найду там подходящую квартиру и только потом Соня с Таней приедут. А Костя Уваров поможет ей собраться и посадит ее в вагон скорого поезда, который едет прямо в Мартин. А в Мартине я уже их встречу и довезу до нового жилища. Весной я сдал государственный экзамен на землемерном отделении а осенью в октябре я решил ехать „на службу“.
В связи с отъездом из Праги я переживал двойное чувство. С одной стороны мне жаль было расставаться с Прагой, городом, который имел в моей жизни огромное значение. Прага была первая продолжительная остановка в нашей с Соней бродя-чей жизни, которая продолжалась с 1918 г. по 1921 г. Под давлением массы русского народа, одурманенного лживыми демагогическими лозунгами предателя Родины Ленина, мы, добровольцы - проиграли бой за право жить на своей любимой Родине свободными ее гражданами. Во имя спасения своих жизней, мы, добровольцы, принуждены были в 1920 г. без всяких средств существования покинуть пределы своей Родины. За пределами России несколько десятков тысяч русских людей оказались париями, которым никто из сильных держав на западе несмотря на то, что были ее союзниками в минувшей войне - никто не протянул руку помощи. И только славянские государства - Сербия, Болгария и больше всего молодая Чехословакия - помогли русским, попавшим в беду, стать на ноги равноправными гражданами общества. Если Россия для меня является родной матерью, то Чехословакия явилась „приемной“ матерью. Но, кроме этого общего значения, Прага, как древняя столица чешской культурный жизни, сыграла большую роль в моей умственной жизни. Прага дала мне возможность не только получить высшее специальное образование, но и ознакомиться с выдающимися произведениями литературы, искусства, музыки . Русский отдел библиотеки в Праге был снабжен всеми изданиями на русском языке, как русских, так и переводных, включая периодические издания.
